Ощущение, которое первым выплыло из тьмы, было холодом. Ледяной, тяжелый панцирь, лижущий оголенную кожу, лишенную шкуры, кожи. Лють смутно ощущала его, проглотившего все ее существо. Зародившись у самого основания ребер, жалкий трепещущий огонек, едва различимый во тьме, коснулся ее сознания. Лють отчаянно хотела разжечь его. Словно услышав ее мысли, крохотная искра вдруг вспыхнула, пламя прянуло по легким, по бронхам, в нос... Слишком сильно, слишком горячо! Раскаленное железо разлилось по нежным трубочкам бронх, и...
  ...собака закашлялась и очнулась. Из пасти и носа хлынула горькая морская вода. Ощущение, словно наглоталась углей. Лють лежала на животе, кашель сжимал ей горло. Несколько минут понадобилось ей, чтобы наконец отойти. Отвратительное жжение в легких чуть притупилось, когда ее измученную голову затопили воспоминания.
Шторм!
Белая навострила уши, наконец открыв глаза. Но ничего особенного увидеть ей было не дано. Небольшой островок, ставший приютом трем высоким деревьям, усыпан жалкими обломками, еще совсем недавно бывшими огромным гордым кораблем. Лють кое-как встала, пошатываясь, и тщательнейшим образом обследовала свое маленькое прибежище. А обследовать было решительно нечего. Аккуратно переступая через остатки судна, сука потратила лишь несколько минут, чтобы обойти островок, обнюхивая каждый пучок травы. К счастью, никаких трупов рядом не обнаружилось. К несчастью - выживших тоже. Красноухая подняла морду и принюхалась, но морской ветер принес ей лишь горький запах ледяной воды, водорослей и песка. Невидимые чайки надрывались как сумасшедшие, и на секунду белой показалось, будто это собачьи завывания. Приглушенные туманом и расстоянием, они казались жуткими.
В груди вспыхнуло, поднялось и тут же унеслось ветром чудовищное осознание: она одна на крошечном клочке суши посреди океана. Плотный серый занавес обнял остров, не давая разглядеть ничего дальше пары шагов. Волны прибегали из мглы, облизывали белоснежный песок, подкидывали на берег немного мусора или утаскивали его обратно в темную глубину и...
Все.
Это было все.
Лють попыталась залаять, но горло мгновенно сдавило и собака лишь закашлялась. Громкий лай оборвался почти в ту же секунду, превратившись в сипение. Красноухая вытащила язык и тяжело задышала, стараясь отгородиться от плохих мыслей. Однако паника потихоньку обняла ее за плечи. Акита отряхнула тяжелую шкуру от ледяной воды, только сейчас заметив, насколько она замерзла от влажного, напоенного туманом морского ветра.
- Соберись, - просипела она себе под нос, чтобы хоть немного рассеять беспокойное безмолвие, наброшенное на остров, как пыльный старый плед, - Чайки. Птицы - значит земля. Продолжать поиски, вот что важно. Кто-то должен был выжить.
Собака еще раз обошла островок, будто это могло что-то изменить. И вдруг ее чуткие рыжие уши резко повернулись. Какой-то странный звук донесся до нее, отличный от редких, пронзительных и резких чаячьих криков. Нечто, похоже... похожее... на крик? Лють подбежала к самому краю острова, где набегающая волна мягко хватала ее за лапы, цепляя на них тонкие нити водорослей. Она навострила уши в ту сторону, вслушиваясь с почти болезненным напряжением, закрыв глаза для верности.

Лютая стояла, крепко зажмурившись и сжав до боли челюсти, и прислушивалась, прислушивалась, не дыша и задыхаясь одновременно. Ответом ей была тишина. Серая влажная мгла гладила ее шерсть холодными руками, ветер наполнял ноздри запахами воды и ветра. Красноухая прислушивалась, хотя уже прекрасно поняла: даже если этот звук и существовал, а не был подкинут ей игрой ее взбудораженного, ошпаренного паникой воображения, то он канул, утонул бесследно в зеленом и синем морском водовороте. Исчез и больше не вернется. Искореженный крик морской птицы, отраженный волнами скрип обломков кораблей или предсмертный стон бывших сотоварищей... Важно ли это теперь?
Одна. Обернутая в туман, как в саван, намекающий на незавидную участь обреченной издохнуть медленно. Собака вздохнула и открыла глаза.
Туман отступил. Сначала Лють не поверила своим глазам: может быть, как и уши, они играют с ней злую шутку, питаемые надеждой? Однако же нет, из-за плотного занавеса выступали неясные пока, размытые очертания. Красноухая прищурилась, чувствуя, как учащенно бьется ее сердце. Оно было там, в темной холодной воде, отчаянно барахтающееся в поисках помощи, в поисках ее.
Суши. И это была она: очередной порыв ветра смыл мыло тумана с ее глаз. Это был песок, это отмель! Никогда еще белая не была так рада отмели, простой полоске песка. Ее сердце нащупало почву под ногами и теперь бросило в кровь, в виски, чуть больше крови, чем требовалось. Словно боясь, что сейчас этот чудесный сказочный мост растает в воде, Лють перемахнула воду в несколько отчаянных, чуть дерганных прыжков.
Это были отнюдь не все сюрпризы, приготовленные судьбой для Лютой. А она была та еще везучая сукина дочь. На отмели были собачьи следы. Лють жадно припала к ним носом, чтобы, для начала, просто уловить собачий запах. Свежие. Живые.