Прохладный прибрежный воздух заставил молодую суку подрагивать на ветру, едва коснулся её мокрой шерсти. Едва Сохлотравая открыла глаза, как моментально поднялась на ноги и, поежившись, осмотрелась,  попытавшись зацепиться глазами хотя бы за что-нибудь. Кости ломило, во рту ощущался неприятный солено-океанский привкус воды. Память постепенно возвращалась, как бы рассказывая рыжей собаке о том, что произошло, кажется, часами ранее. Сломанный корабль, проблемы с водной гладью, псы, словно бросившиеся врассыпную, едва вода коснулась их лап – перед глазами плавали предшествующие события словно в тумане. Всё это казалось ей такой мелочью по сравнению с тем, что происходило сейчас. Тишина. Не слышно ни единого звука.
- Эхеей? – слабо окликнула она кого-нибудь рядом, но встретилась лишь с тишиной. Ничего страшного, может быть ее кто-нибудь и услышит. Кто-нибудь пошевельнется рядом, подаст знак. Но нет. Скованная тишина все больше пленила тело собаки.
Или то была не тишина?
Сохлая травка только сейчас решила обратить внимание на себя: запутавшиеся тина и щепки в шерсти тяготили, тянули обратно распластаться по песку, как и лапы, ломящие от резких движений. Отряхнувшись, собака пошатнулась пару раз, но удержалась на ногах. И снова мелко-мелко задрожала то ли от страха, то ли от холода. Она, конечно, собиралась как-то давно побывать в полном одиночестве, но уж точно не на каком-то заброшенном богом островке в окружении неизвестности. И что же все-таки стало с её стаей?
Выпутавшись из плена минутного расстройства, Сохлотравка взяла себя в лапы и снова осмотрелась – живенько так, как ей было уже привычно. Но даже без пелены безысходности ничего путного вокруг не было, только крики чаек где-то справа. Выдохнув, собака нахмурилась. Чайки должно быть кого-то нашли на побережье, либо же они кричат просто от той же безысходности, волну которой поймала собака.
Однако иного выхода не оставалось. Шумно набрав воздух в легкие, Сохлотравая начала было двигаться в привычном темпе в сторону криков, но едва почувствовала боль в лапах, как темп снизила, но идти не переставала.

Происшествие с Рыжей и спасение Хвоста подстегнули его. Накативший адреналин заставлял Взгорье переставлять лапы быстрее. Теперь, вспоминая о смерти собаки из своры, он думал о своих знакомых, и прежде всего о Сохлой, зная, что без общения с ней навеки останется неуклюжим каменным исполином. Кроме этого, он чувствовал и нечто большее, больший страх потерять её, но не понимал этого чувства до конца. Он бежал вдоль берега мощными шагами-прыжками, а чайки кричали высоко над ним. Справится ли полуобморочный Хвост? Не придется ли ему, Взгорью, закапывать в прибрежный песок полуобглоданный труп товарища?
Ветер принес смутно знакомый запах собачьей шерсти и соли. Взгорье рванулся вперёд и обезумел от радости, видя впереди знакомую рыжую шерсть.
- Сохляшка! Ну иди сюда, Сохлый Кусочек, - говорил он, врезаясь носом в бок, обнюхивая морду, облизывая уши и нос. - Я так боялся тебя потерять, Сохлая Травка. Я нашел двоих из нашей своры, Рыжую и Хвоста. Правда, Рыжая уже мертва.
Только с Сохлой Травкой он говорил быстро, эмоционально, несдержанно, доверяя ей самого себя. Перед ней он мог выглядеть каким угодно идиотом, она поймет его.

Посмотрев туда, куда указал Взгорье, Сохлотравая громко вздохнула. Разделяться, конечно, было не очень хорошей идеей, но зато теперь можно попробовать догнать своего собрата по стае, и уже тогда двигаться сплочённой компанией. А уже потом собрать свору. Всю! Целиком! По крайней мере, именно не это и надеялась Сохлотравка.
- С трупом он далеко не уйдёт. Не ушёл, по крайней мере. У нас есть возможность догнать его!
Попрыгав на месте, Сохлотравая всем своим видом показывала рвение двигаться куда-то. Остров островом, а желание спешить, пускаться в суматоху, такое крушение ничуть не отбило желание у рыжей собаки. Перебивало некоторое рвение только волнение за остальных собратьев. Кто знает, в какую неприятность могла попасть остальная стая. И не валяются ли они, испустившими дух, где-то тут, на побережьях острова. Мысль о том, что они могут вот-вот наткнуться на обглоданные кости тех, кто совсем недавно был с ними вместе на охоте, совершенно не радовала собаку. Но весь оптимизм, скопившийся за всё то время существования Сохлой травки, как бы уменьшал волнение. И хорошо.
- Мы найдём каждого. Живым найдём, - как бы подбодрив, выдохнула тихо и протяжно собака, а затем кинула тёплый взгляд на Взгорье. Она прекрасно понимала, пёс волновался за остальных ничуть не меньше, чем сама Сохлотравая.
Поддавшись предложению Взгорью, Сохлотравка пошла следом, пытаясь попадать в темп шагов своего состайника. Она верила. Верила в лучший исход, в то, что каждая знакомая её морда выпутается из передряги. Хотя бы тот же Хвост. Наверняка, тот уже поймал мысли двух лидеров, и где-нибудь дожидается их. Живой и здоровый.

- Уже не каждого, - низким, негромким голосом возразил Взгорье, вспоминая смерть Рыжей. Оптимизм Сохлотравки мог бы успокоить его до того, как он столкнулся с жестокостью этих мест. Были бы они на родных территориях, исхоженных вдоль и поперек - конечно, он каждого нашел бы вмиг. Но это место не внушало псу доверия. Он знал, что сам никому не даст в обиду собратьев, но смогут ли те, кто не до конца очнулся после ночи борьбы с волнами, защитить себя до прихода "подкрепления"?
Резкие звуки заставили овчара остановиться. Он прислушался, повел ухом, переглянулся с Сохлой, кивнул ей и уверенно пошел на шум.